Христианский образ Татьяны Лариной и таинство романа «Евгений Онегин»

Читать литературную критику о Пушкине — это то же самое, что и любоваться не только прямым солнечным светом, но и тем, как этот свет отражается от разных предметов. Поэтому читать литературную критику о Пушкине полезно, даже если эта критика пытается Пушкина вольно или невольно исказить. Ниже и рассмотрим пример такой критики — статью современного сетевого литературоведа Геннадия Волового «Тайна романа „Евгений Онегин“ А.С.Пушкина», [архив pdf).

Один какой-то шут печальный Ее находит идеальной И, прислонившись у дверей, Элегию готовит ей.

Каждый литературный критик и литературовед создаёт свои или использует чужие методы изучения литературы, чтобы более полно раскрыть авторский смысл и суть книги и рассказать об этом своему кругу читателей. Или наоборот — чтобы затемнить, заретушировать для как можно большего числа своих читателей этот авторский смысл.

Фабула романа в стихах «Евгений Онегин» А.С. Пушкина настолько проста, что, кажется, и методов тут никаких не нужно для понимания — всё настолько понятно и архетипично. Молодой столичный барин скуки ради приезжает в деревню, и деревенские девки, конечно, в него влюбляются. Пресыщенному столичными фуриями барину до них дела нет. Барин подрался с другом и ухал в путешествия развеять тоску-хандру. Спустя время, барин вернулся и увидел, как, выйдя замуж, расцвела «серая мышка», которой он раньше значения не придал, и восхотел ея, да поздно.

При этом Пушкин не завершает роман эпилогом, а как бы приглашает читателя и литературного критика самому поставить свою точку в этом незатейливом, практически «женском» романе.

Читатели легко додумывают продолжение, каждый исходя из своей биографии, образованности и распущенности. Но с читателя и спрос невелик.

Литературный же критик и книгомудрец должен раскрывать не свой, а авторский, пушкинский замысел романа. То есть он должен догадаться поставить такую точку в романе, которую мог поставить сам Пушкин, и при этом доказать ещё, что это именно пушкинская точка. А доказать это, не имея какой-нибудь специальной метОды под рукой, трудно — другие критики засмеют.

Все известные пушкинисты — Ю. Лотман, В. Набоков, А. Синявский, П. Вайль — создали свои какие-то методы изучения Пушкина и в частности — «Евгения Онегина». Постараемся некоторые эти методы в дальнейшем рассмотреть по отдельности. А сначала остановимся на новинке из последних модных методов. Это работа, как сейчас модно, сетевого критика Геннадия Волового «Тайна романа „Евгений Онегин“ А.С.Пушкина», в которой критик для доказательства своего финала пушкинского романа использует метод дэдукции или, назовём его так, методом дэтэктива.

Таинство Пушкина

Роман «Евгений Онегин» завершается уходом Татьяны от «громом поражённого» Евгения и звуками шагов её мужа, словно шагов командора, за спиной Онегина. То есть финал как бы заканчивается на вводном звуке и требует разрешения, каденции. Пушкин эту каденцию и коду к своему «Онегину» не публикует.

Чтобы говорить о вариантах возможного эпилога романа, нужно ответить на несколько вопросов по тексту и содержанию «Евгения Онегина». Например, решить вопрос: является ли брак Татьяны в конце романа удачным и достойным, является ли этот брак для неё смой благом или нет?

Ясное дело, скажет читатель, что не является — отдали бедную Таню за инвалида-старикашку какого-то. Какой же тут удачный брак?!

Но это в одноимённой опере Чайковского по мотивам романа Пушкина муж Татьяны — старикашка. Либреттист этой оперы ради романтического эффекта в арии «Любви все возрасты покорны» так упростил себе жизнь. Это где поётся о благотворности любови для всех возрастов. У Пушкина же в романе, кстати, совсем другая точка зрения на благотворность любви, чем в опере Чайковского.

Но в романе Пушкина муж Татьяны — это ровесник Онегина, а не старикашка. Это его друг — друг юности.

С Онегиным он вспоминает Проказы, шутки прежних лет. Они смеются …

…Князь подходит К своей жене и ей подводит Родню и друга своего.

Муж Татьяны инвалид, но не в смысле, что за ним горшки надо выносить, а инвалид боевых действий — это в те времена почётный статус военного человека, участвовавшего в кровопролитных боях.

Что муж в сраженьях изувечен, Что нас за то ласкает двор…

Сравните с пушкинским эпитетом про Онегина

В любви считаясь инвалидом, Онегин слушал с важным видом…

То есть муж её вполне достойная партия для Татьяны. Выдали Татьяну замуж точно также, как и выдавали многих девиц её круга. Мать Татьяны вообще выдали «не спросясь ее совета». Но любви отца Татьяны хватило на двоих и брак татьяниных родителей был добрым, благим. Кстати, опера Чайковского «Евгений Онегин» символично начинается именно с повествования о браке матери Татьяны.

Таким образом в романе Пушкина брак Татьяны вполне удачный, добротный, достойный самой Татьяны. Муж её, «толстый этот генерал», всего лишь не красавец, но не что-то такое недостойное. Нигде в романе она не даёт понять, что тяготится своим мужем, своим супружеством, что муж и брак ей постыл. Татьяна в браке у Пушкина не бедняжка, не жертва, которую разрывает рогатка между тайными желаниями и общественной моралью.

Очень характерен её гнев, холодный, непримиримый, когда Онегин начал её писать признательные письма. Она ведь гневается не потому, что боится уронить свою мораль и потерять свою репутацию в свете. Татьяна негодует за своего мужа, который друг Евгению, но с которым Онегин, домогаясь Татьяну, поступает практически точно так же эгоистично, как и в своё время с Ленским.

Если чуть приглядеться, то в Татьяне у Пушкина просвечивает идеал жены-христианки, с особым отношением к мужу и браку, ставшим результатом свободного духовного выбора. «Но я другому отдана, и буду век ему верна». Эта та духовная свобода, с которой Татьяна подчинилась своему брачному жребию, и даёт ей силу быть спокойной, сильной и при этом чистосердечной в отношении Евгения, которого она по прежнему любит. Христианское отношение к браку дало Татьяне силу «властвовать собой», чему когда-то Онегин снисходительно рекомендовал Татьяне учиться.

Именно поэтому «громом поражён» Евгений, а не потому что Татьяна ему сказала «нет». «Инвалид любви» Онегин много раз слышал от женщин «нет», знает этому «нет» цену, и сам по себе её отказ Онегина бы «громом» не поразил.

Таким образом каденция романа «Евгений Онегин» — это идеальный христианский брак Татьяны и её мужа князя. Это тот идеал брака как таинства, а не просто общественной условности, о котором мечтал, наверное, и сам Пушкин для себя.

Но такая каденция уже не имеет отношения к главному герою, и Пушкин прощается в девятой главе и с Евгением, и с Татьяной.

Прости ж и ты, мой спутник странный, И ты, мой верный идеал,

«А теперь как было всё на самом деле…»

Но христианский идеал брака, как подтекст «Евгения Онегина» и суть образа Татьяны многих не устраивает. Просто христианство Пушкина не даёт им приватизировать поэта как представителя своей какой-то художественно-политической тусовки, а хочется. И тут в дело вступает литературоведение.

Так, например, статья современного критика Геннадия Волового статья «Тайна романа „Евгений Онегин“ А.С.Пушкина» — это как раз и есть пример литературоведческого метода, призванного, как мы говорили выше затемнить, заретушировать этот христианский идеал пушкинского романа в стихах.

Для этого Геннадий Воловой использует метод дэдукции. То есть, если говорить образно, становится в позу сыщика, как в детективных романах, который в самом конце книги собирает всех свидетелей преступления и произносит сакраментальное: «А теперь как было всё на самом деле…» . Далее сышик делает пространные цепочки логических умозаключений и, наконец, исходя из этих умозаключений вперяет указательный палец на главного преступника в детективном романе.

В романе «Евгений Онегин» Геннадий Воловой в ходе серии цепочек логических умозаключений главным преступником объявляет самого Пушкина. Ведь Пушкин в романе сначала зажигает любовь в душе Татьяны, потом после множества мытарств — и в душе Евгения. По дэдуктивной логике финалом романа могло быть только соединение этих двух вспыхнувших страстей в едину плоть. Даже пусть и ценой потери Татьяной её высокого морального облика и даже смерти её мужа на дуэли. А Пушкин не соединил — побоялся общественной морали и, забившись под табуретку, съел десятую главу романа, где Татьяна и Евгений единяются в порыве уже обоюдной любви.

«Это Пушкин, лишает ее счастья с любимым человеком, это он не дает выхода и оставляет страдать до конца жизни, это он разбивает счастье Татьяны. И ради чего? Ради того чтобы не осудили его героиню, чтобы не осудили в обществе и его самого, — в этом отчетливо проявились лицемерие и трусость певца „жестокого века“. Но время, как гласит пословица — честный человек. Рано или поздно оно выносит свой приговор, увы далеко не утешительный для великого поэта.»

То есть идеал жены-христианки Геннадий Воловой подменяет у Пушкина идеалом буржуазной женщины, борющейся за своё право на эго против общественного супер-эго. И уже из этого общего идеала женщины, идущей с голой грудью на баррикады ради своего счастья, выстраиваются критиком Воловым цепочка за цепочкой логические умозаключения.

Однако Пушкин был всегда аристократом, как по крови, так и по духу, и не мог разделять никак буржуазных идеалов в принципе. Аристократизм и буржуазность — антогоничны друг другу.

Следующим преступником Геннадий Воловой в романе объявляет мужа Татьяны — генерала-инвалида. Который, по характеристике критика, использует Татьяну только ради своего тщеславия, таская свою шикарную жену по балам и маскарадам. При этом критик приписывает свою характеристику генерала и Пушкину.

«Нет, Таня не любит своего мужа, не потому что у нее осталась вечно-непреходящая любовь к Онегину, а потому, что генерал не оказался тем человеком, который отвечал ее идеалу. Эту ему нужен свет, эту ему надо показывать всем свою красавицу, умницу жену и тешить свое тщеславие. Это он не хочет удаляться от двора, потому что ему важны награды, почести, и деньги. Он мучает свою жену…

Поэтому, как считает Пушкин, и мы с этим с ним согласны — Онегин не несет никаких моральных обязательств перед ним. Он не достоин любви Татьяны.»

Но у Пушкина именно генерал оказался "тем человеком" — благородным и честным мужем. До замужества на «собраньях» её некрасивую, странную, немодную, пугливую никто не замечал. Она не нравилась молодым «архивным юношам» (креаклам и офисному планктону по современному). Разве что один непонятный странный тип называл её идеалом и элегию ей писал.

Шум, хохот, беготня, поклоны, Галоп, мазурка, вальс… Меж тем, Между двух теток у колонны, Не замечаема никем, Татьяна...

И только «толстый генерал» её приметил. И приметил не по красоте, сам не будучи красавцем. Ибо только красавцы ищут себе шикарных жён под стать своей красоте. То есть не за шик и красоту отметил для себя генерал Татьяну.

А глаз меж тем с нее не сводит Какой-то важный генерал.

Генерал любит Татьяну, точно так же, как и отец Татьяны любил её мать — «но муж её любил безмерно». А для хорошего брака часто достаточно и одной любви на двоих.

Виновата у Геннадия Волового и сама Татьяна — испортилась под влиянием общественной морали.

«Десятая глава рассматривается как некое приложение к основному действию романа, которое завершается отповедью Татьяны в девятой главе: „Но я другому отдана и буду век ему верна“, гимном брошенных женщин, упрекающих своих бывших возлюбленных… Татьяна начинает преподносить урок Онегину. Она долго хранила в своей душе незаживающую рану и теперь выплескивает свои упреки не Онегина.»

Единственным светом в тёмном Московском царстве оказывается у Геннадия Волового только Евгений, которого критик видит в десятой главе Пушкина чуть ли не во главе восстания декабристов на Сенатской площади.

«Онегин вероятно должен был стать участником сенатского восстания. И разумеется, получило бы дальнейшее продолжение отношений между Онегиным и Татьяной. Не стоит сомневаться, что отношения привели бы к разрыву с мужем, новой дуэли, участием Онегина в восстании и ссылке в Сибирь, куда последовала бы Татьяна подобно женам декабристов. Достойный финал великого творения.»

Но тут уж уважаемый критик явно перестарался в дэдукции. Кого угодно из романа «Евгений Онегин» можно представить на Сенатской площади, но только не Евгения.

Послесловие

Таким образом мы можем добавить в копилку пушкинистики ещё один метод изучения «Евгения Онегина» — метод дэдукции. Но и этот метод, как видим на примере работы Геннадия Волового, не даёт никому с уверенностью писать о Пушкине. И по прежнему верны слова известного литературоведа Петра Вайля из статье «Вместо „Онегина“», (архив).

«Бросается в глаза неуверенность всех писавших о „Евгении Онегине“. Критики и литературоведы как бы заранее сознают порочность замысла и ничтожность шансов на успех. Даже смелый и независимый Белинский оговаривался с первой же строки: „Признаемся: не без некоторой робости приступаем мы к критическому рассмотрению такой поэмы, как ‹Евгений Онегин›“. Тексты Чернышевского, Добролюбова, Достоевского, позднейших исследователей пестрят неопределенностями, оговорками, вводными словами вроде „кажется“.»

И по-прежнему против Пушкина у литературоведов нету методов, как не было методов у МУРа против Кости Сапрыкина.

2016-10-16